Антимонопольное регулирование сопровождается колоссальными, неизмеримыми общественными издержками. Алан Гринспен описал создаваемую им обстановку так: она «напоминает Страну чудес: все вроде бы есть, и в то же время не есть. Это мир, в котором конкуренцию превозносят как базовую аксиому и руководящий принцип, но «слишком большую» конкуренцию порицают за «безжалостность». Это мир, в котором действия, направленные на ограничение конкуренции, считаются преступлением, если их предпринимают бизнесмены, и восхваляются за «просвещенность», если их инициирует государство. Это мир, в котором закон столь неоднозначен, что бизнесмены никоим образом не могут узнать, будет ли то или иное действие объявлено незаконным, до того, как услышат вердикт судьи — постфактум» [6]. Не зная в точности, что такое настоящая законная конкуренция, бизнесмены стараются избегать шагов, направленных на повышение эффективности. Но как показывает история антимонопольного регулирования, такая неопределенность идеальна для политических демагогов, способных проводить экономически вредную, но политически выгодную политику, такую как протекционизм, а затем использовать антимонопольные законы в качестве основания обвинять частный сектор в экономических проблемах, созданных политической системой.
Представляя федеральное «антитрестовское» законодательство, сенатор Шерман и его союзники в Конгрессе заявляли, что объединения или тресты, как правило, ограничивали выпуск и тем самым повышали цены. Если бы утверждения Шермана были верны, то должны были бы иметься и подтверждения тому, что отрасли, якобы монополизируемые трестами, ограничивали выпуск. И наоборот, если тресты были частью эволюционного процесса, в рамках которого конкурентные рынки реагировали на технологические изменения, то следовало бы ожидать расширения торговли или выпуска. На самом деле, нет никаких подтверждений тому, что тресты в 1 880-е годы ограничивали выпуск или искусственно завышали цены.
Стенограмма заседаний 51- го Конгресса содержит список отраслей, которые предположительно подвергались монополизации трестами. Среди отраслей, по которым имеется информация, производство таких продуктов, как соль, нефть, цинк, сталь, битуминизированный уголь, стальные рельсы, сахар, свинец, алкоголь, веревки, железные шайбы и гайки, джут, касторовое масло, хлопковое масло, кожа, льняное масло и спички. Доступные данные неполны, но во всех 17 отраслях за исключением двух выпуск возрастал, причем не только в период с 1 880 по 1890 год, но и до конца века. Производство спичек и касторового масла, единственные исключения из общего правила, вряд ли являются отраслями, монополизация которых породила бы общенациональное негодование.
Выпуск в перечисленных отраслях, как правило, рос быстрее, чем ВНП, в течение 10 лет, предшествовавших принятию закона Шермана. В девяти отраслях, по которым имеются номинальные данные о выпуске, он увеличился в среднем на 62%, а номинальный ВНП за тот же период вырос на 16%. В некоторых отраслях прирост выпуска более чем в десять раз превысил прирост номинального ВНП. Среди наиболее быстро развивавшихся отраслей было хлопковое масло (151%), товары из кожи (133%), веревки и шпагат (166%), а также джут (57%).
С 1880 по 1890 год реальный ВНП вырос на 24%. В то же время якобы монополизированные отрасли, для которых имеются показатели реального выпуска, выросли в среднем на 175%. В реальном выражении быстрее всего развивалось производство стали (258%), цинка (156%), угля (153%), стальных рельсов (142%), нефти (79%) и сахара (75%).
Эти тенденции продолжали действовать и в период с 1 890 по 1900 год, поскольку выпуск увеличивался во всех отраслях, по которым есть данные, за исключением одной (производства касторового масла). В среднем, якобы монополизированные отрасли продолжали расти быстрее, чем остальная экономика. Отрасли, по которым имеются номинальные данные, увеличили производство на 99%, а номинальный ВНП вырос на 43%. Реальный выпуск в отраслях, по которым у нас есть данные, вырос на 76% по сравнению с приростом реального ВНП на 46% с 1 890 по 1900 год.
Как и с показателями выпуска, доступны не все необходимые данные о ценах, но имеющаяся в наличии информация u1091 указывает, что быстрое увеличение выпуска в «монополизированных» отраслях сопровождалось снижением цен. Кроме того, хотя индекс потребительских цен упал на 7% с 1 880 по 1890 год, во многих «подозреваемых» отраслях цены снижались еще быстрее. Например, средняя цена стальных рельсов упала на 53% — с 68 долл. за тонну в 1 880 году до 32 долл. за тонну в 1 890 году. Рафинированный сахар подешевел с 9 центов за фунт в 1 880 году до 7 центов в 1 890-м и 4,5 центов в 1 900 году. Цена свинца упала на 12%, с 5,04 долл. в 1 880 до 4,41 долл. в 1 890 году. Цена цинка снизилась на 20%, с 5,51 до 4,40 долл. за фунт за период с 1 880 по 1890 год.
Сахарный и нефтяной тресты подвергались нападкам чаще всех, но есть подтверждения тому, что эти тресты на самом деле снижали цены по сравнению с тем уровнем, на котором они могли бы находиться. Конгресс четко это признает. Во время дебатов в Палате представителей по поводу закона Шермана конгрессмен Уильям Мейсон заявил: «Тресты сделали продукты дешевле, снизили цены; но если бы цена нефти, например, была снижена до одного цента за баррель, это не меняет вред от принципа, на котором основан любой трест». Возможно, закон Шермана было бы точнее описывать как закон против снижения цен.
В заключение можно было бы выдвинуть аргумент о том, что тресты применяли хищническое ценообразование, то есть что они устанавливали цены на уровне ниже издержек для того, чтобы вытеснить конкурентов. Но спустя столетие поисков примера настоящей монополии, созданной таким путем, до сих пор нет. Более того, цены, которые устанавливали тресты XIX в., продолжали снижаться на протяжении более 10 лет. Какой рациональный бизнесмен станет так долго удерживать цену ниже издержек? Таким образом, тресты XIX в. были невиновны в том, в чем их обвинял сенатор Шерман. Непротиворечивые подтверждения тому, что они ограничивали выпуск для повышения цен, отсутствуют.
Полностью >>>