Путинский режим имеет несколько негативных черт, которые ведут к собственному крушению:
1) Неэффективность. Режим способен на блестящие тактические операции вроде мочи олимпийцев или захвата Крыма. Эти операции — великолепно исполнены для тактика (полковника ФСБ), но эпические фейлы для стратега (президента РФ).
2) Неэффективность, приземленное тактическое мышление полковника (а не президента), и страх проигрыша ведет к нарушениям правил. Когда игра по правилам оказывается не в нашу пользу, мы меняем правила игры. Что во внутренней политике, что во внешней.
3) Неэффективность, склонность к нарушениям правил ведет к токсичности. Почтенные джентльмены тупо не хотят иметь с нами дело. Они ценят доверие и стабильность, которые мы не можем предоставить. Менее почтенные джентльмены, охотно имеют дело, как вокзальный мошенник охотно сдруживается с пьяненьким командировочным. Беда в том, что их сотрудничество не нацелено на win–win стратегию, да и они сами живут краткосрочную жизнь.
4) Из–за неэффективности, идет слив самых разных направлений. Постепенный проигрыш практически по всем фронтам, от потери союзников в мире, до просирания пенсионной системы внутри. Но опять же, из–за страха выглядеть лузером — нужны победы или хотя бы надежды на них. Возникает хаотичность. Мы то начинаем новые авиалайнеры, которые потом фейлятся. То начинаем войну с более слабым соседом, но выясняется, что наши танки в Киев таки не входят почему–то. Даже он нам не по зубам. То переориентируемся с Европы на Китай. Но и эта тема не взлетает, и приходится ее плавно забывать (забывать! ни в коем случае не сказать "мы облажались") и перебивать каким–то новым мегапроектом, который тоже не взлетит.
5) Все это еще сильнее ухудшает ситуацию, и опять же трусливый вождь боится признавать фейлы, потому мы все сильнее кормим и стегаем дохлых лошадей, вместо того чтобы пересесть. Это не дается бесплатно. Дохлая лошадь при таком подходе жрет больше здорового тяжеловоза. Мы навешиваем поражения на успехи. Исчерпанные фонды мы не признаем, поэтому за 2 минуты до исчерпания — объединяем их с неисчерпанными. Обрушившиеся банки покупаются более успешными (никакого банковского кризиса!). Какие–то мутные и проигрышные (в долгой перспективе) операции — опять же финансируются из банков или нефтяных компаний, в которых еще есть деньги. Как в гнилом доме, где все рушится, мы вместо того чтобы огородить опасные комнаты оранжевой лентой, адекватной сложившейся неприятной ситуации, вместо этого мы цепляем то, что уже падает, на то, что еще как–то держится. В результате, то, что держится — имеет бОльшую нагрузку. И завтра тоже начнет наклоняться и падать, и это тоже подцепят к чему–то, что завтра будет еще держаться. Пока в один из дней цеплять будет уже нечего... Будет не дом с проблемами, а просто развалины без единой вертикальной стены.
А если внимательнее приглядеться на все эти пункты — они все проистекают из одного. Приземленного мелкого тактического мышления, в котором важна тактическая победа, а признание поражения воспринимается подобно смерти, и ради этих мелких побед жертвуются стратегические цели. Вместо того чтобы слить проигрышную партию с минимальным ущербом и пытаться разыграть выигрышную с максимальной выгодой, мы до упора бьемся в проигрышной игре, вкидываем ресурсы. Наш самолет летит все ниже и ниже, почти касаясь уже верхушек деревьев, но зато у нас нет ни одного признанного поражения. Сплошные победы. Как там у Оруэлла? Дерьмовый джин "Победа", дерьмовые сигареты "Победа", дерьмовый кофе "Победа", авиакомпания — и та "Победа"... На вкус дерьмо, на запах дерьмо, а почитаешь — нет, не дерьмо. Победа.
Из комментов